Медиа-продвижение террористических организаций стало естественным следствием того, как освещались последние вооруженные конфликты и локальные войны, которые часто начинались с террористических актов. Взять, к примеру, ситуацию с 11 сентября, когда действия Аль-Каиды спровоцировали США на начало военных действий против Афганистана, а затем против Ирака, лидера которого, Саддама Хуссейна, подозревали в поддержке террористов, участвовавших в нападении на США. Точно так же вспышка насилия в 2000 году со стороны Палестины послужила началом военных действий израильской армии против террористов. Во всех трех случаях связь между террористами и теми, кто их якобы поддерживал, не была безусловно доказана и подкреплялась лишь политической концепцией «оси зла».
Борьба с «порочными режимами» через уничтожение терроризма - это ложная логическая связка, объяснить которую затрудняются и политики, и военные, и журналисты. Об этом свидетельствует хотя бы то, как осознание невозможности победить террор в Афганистане и Ираке повлияло на тон подачи информационных материалов о войне в целом: начиналось все с провозглашения победы Добра над Злом, но постепенно по ходу действия и сама история, и форма ее подачи публике изменились. Постоянные вооруженные нападения, жертвы среди мирного населения, человеческие потери американской армии, скандалы, связанные с пребыванием американского контингента на чужой территории значительно снизили пафос информационных сообщений об успехах борьбы с мировым Злом.
Это еще раз доказывает, что четко определенное, непродолжительное по времени, насыщенное информационно и эмоционально событие (та же операция Shock and Awe или нападение на башни-близнецы в Нью-Йорке) мобилизует журналистское сообщество, объединяет его общей целью, позволяет почувствовать себя не сторонними наблюдателями, а непосредственными участниками событий (когда журналисты жили в военных лагерях вместе с армейскими подразделениями США в Ираке и находились в эпицентре событий в Нью-Йорке сразу после взрыва небоскребов). Но как только событие утрачивает свою новизну и исчезает шлейф романтического героизма, СМИ остаются предоставленными самим себе и уже самостоятельно решают, какую из ведущих тем для освещения новости выбрать.
Неясность результатов и спорность выводов из событий 11 сентября, отягощенные неоднозначными итогами военных кампаний в Афганистане и Ираке, привели к тому, что СМИ начали собственное расследование и поиск террористов.
Но террористы предстали непобедимыми и неуловимыми злодеями, которые могли появиться в любой момент в любом уголке мира, нанести удар и уйти безнаказанными.
Информационные материалы, которые представляли несколько точек зрения, причем как со стороны официальных лиц, так и со стороны террористов, постепенно приобрели сериальный характер. Они не только играли на чувстве страха публики и желании познакомиться с «героями невидимого фронта», но и постоянно подпитывались амбициями собственно самих журналистов и их авантюризмом. Да, террористам приходилось скрываться от военных, их преследовавших, но общение и обмен информацией с прессой был необходим и крайне важен для обеих сторон. В итоге СМИ США, которые их зарубежные коллеги часто критиковали за безоглядный патриотизм при освещении военных операций в Афганистане и Ираке, постепенно разработали несколько новых форм подачи информационного материала, которые в принципе можно назвать антипатриотическими.
События 11 сентября значительно изменили представления о том, что является террором, а также отношение журналистов к освещению новостей, с ним связанных. Так, после сеньтябрьских террактов , продемонстрировавших новую тактику поведения международных террористических организаций анархического толка, террористы стали восприниматься как враги, а не как обычные преступники. После 11 сентября террористы, которые раньше могли привлечь к себе внимание только убийствами, взрывами, захватом заложников и т. д., теперь получили возможность озвучить свою точку зрения через СМИ. А это в свою очередь привело к тому, что неуловимую силу в какой-то степени удалось локализовать, определить в лицах. Если раньше они могли заявить о себе только актами кровавого террора, то теперь делаются политические заявления, даются интервью, ведутся переговоры с правительствами; в свою очередь журналисты, аналитики, психологи получили возможность высказывать свои предположения об их планах, анализировать их идеологию, причины поведения и делать прогнозы относительно их дальнейших действий.
Как можно проанализировать эти изменения в освещении СМИ террористической деятельности, какими фактами можно подкрепить утверждение о том, что изменения действительно произошли и весьма значительные, и каковы этические последствия подобных изменений?
Во-первых, надо остановиться на процессах, которые коренным образом изменили и террористов, и масс-медиа в 90-ых годах прошлого столетия и повлекли за собой возникновение новых жанров подачи информации о террористических актах.
Появление репортажей о терактах в прямом эфире и изменение характера этих репортажей (превратившихся в бесконечный кровавый сериал) сигнализируют о том, что журналисты отдали рычаги контроля над ситуацией террористам, за которыми масс-медиа просто наблюдают как за обычными ньюз-мейкерами, при этом с помощью традиционных журналистских приемов намеренно или нет, но размывая связь между террористами и их преступными действиями. Это становится очевидным при просмотре печатных изданий и информационных выпусков на основных телевизионных каналах. Лидеры террористических организаций постепенно становятся, как бы дико это ни выглядело, своего рода знаменитостями.
Что же до новых способов подачи материалов, то это:
- псевдоновостные материалы (в том числе любительские записи заявлений, сделанные самими террористами, и интервью с ними, касающиеся розыскных мероприятий, проводимых военными);
- аналитические материалы, в которых большое внимание уделяется личностям террористов (интервью с родственниками, коллегами, друзьями, биографические справки);
- репортажи, которые чаще всего превращаются в воспевание смелости самих журналистов, рискующих жизнью ради того, чтобы добыть информацию по другую сторону от линии фронта.
В любом из этих случаев журналист идет на сделку с собственной совестью и профессиональной этикой, потому что находится в полной зависимости от доступа к источнику информации (армейским чиновникам или террористам).
Независимо от того, на что направлен террор - достижение политической цели, создание общественного давления на тех, кто ведет переговоры с террористами, или на создание атмосферы страха, - он опирается на масс-медиа в реализации этих целей.
До последнего времени большинство исследователей СМИ сходилось во мнении, что в то время как любой политик, лидер общественного мнения может в любое время по желанию обратиться к общественности через средства массовой информации, радикальные группы и экстремисты разных мастей на телевизионный экран попадают только одним способом - через раздел «Происшествия». Единственным выходом для экстремистов стать известными широкой аудитории было неоднократное совершение акций устрашения. Однако, если организация выбирала подобный путь обретения популярности, вскоре вступал в действие эффект бумеранга, ибо чем больше случаев насилия связывалось с тем или иным экстремистским движением, тем отрицательнее было отношение к этому движению, а следовательно, его политические цели не достигались.
Два процесса, параллельно развивавшиеся в 90-ые, кардинально изменили и само террористическое движение, и то, как освещалась его деятельность. До этого террористические группы (такие как IRA, Красные бригады, Народный фронт освобождения Палестины) хотя и имели международные связи, воспринимались как внутренняя проблема, с которой пытались справиться в пределах границ национальных государств. Правительства боролись с популяризацией идей этих организаций посредством полной информационной блокады. Это осуществлялось через принятие соответствующих законодательных актов, прямого давления на СМИ или с помощью переговорного процесса с теми же СМИ, чтобы по максимуму сократить количество появлений на экране «печальных знаменитостей». СМИ следовали предписаниям государственных служб и выполняли внутренние директивы, принятые руководством каналов и изданий. Ситуация, при которой и террористическая организация, и СМИ действуют строго в пределах границ государства, позволяла правительству этого государства ограничивать возможности террористов использовать СМИ в своих целях (для создания атмосферы страха, получения преимущества в переговорах с официальными лицами по поводу освобождения заложников и для установления связи с теми, кто может стать их союзниками или спонсорами в будущем).
Постепенно, с укреплением связей между различными террористическими организациями по всему миру и превращением отдельных террористических центров в одну большую международную сеть, эта ситуация изменялась. Тогда же произошел революционный прорыв в развитии средств массовой коммуникации, который серьезно повлиял и на саму профессию журналиста: появилась возможность вести репортажи в прямом эфире прямо с места событий, возможность вставлять экстренные прямые включения в готовые новостные блоки, намного возросла оперативность по освещению событий, значительно усилилась конкуренция среди новостных каналов, появилось круглосуточное вещание по всему миру (что свело, в частности, роль редактора к минимуму и усложнило систему оценки происходящих событий из-за разницы национальных культур). Освещение терактов и их последствий в жанре новостных сериалов не могло не вызвать со стороны широкой общественности обвинений СМИ в ангажированности террористическими организациями.
Статус террористов значительно трансформировался за это время, не в последнюю очередь из-за событий 11 сентября. Теперь вопрос терроризма стал постоянной темой в выпусках новостей на многих каналах, в печатных и on-line СМИ. Это значит, что подобную информацию постоянно отслеживают, систематизируют, анализируют, а в случае внезапного появления в информационном поле она занимает центральное место в новостном выпуске. Террористам в Афганистане, Ираке, Палестине не нужно больше совершать громких террористических актов, чтобы привлечь к себе внимание мировой общественности. Благодаря СМИ они приобрели практически официальный статус. Значение подобных изменений заключается в том, что из обычных преступников террористы постепенно превратились в своего рода знаменитостей.
Эти выводы подтверждаются в частности контент-анализом публикаций в печатных СМИ. До событий 11 сентября при освещении последствий терактов акцент делался на историях жертв и их семей, а не убийц. После 11 сентября ситуация изменилась: теперь СМИ предлагали читателям биографии террористов, интервью с их родственниками, друзьями.
В России, в частности во время первой и второй военной кампаний, из-за особенностей развития нашего медиа-поля все обстояло ровно противоположным образом.
Вполне возможной причиной того, что в США продолжается процесс постепенного превращения ключевых фигур всемирной террористической сети в «звезд новостных программ», помимо развития жанра «новостных сериалов», является тот факт, что каналы из национальных превращаются в транснациональные (такой формат диктует более независимую и отстраненную позицию редакторов, ведущих, аналитиков по отношению к самому событию и к его последствиям для национального государства).
Обмен информацией между крупными национальными и транснациональными новостными каналами позволяет террористам проникать на западные каналы со своими политическими заявлениями через арабские, такие как Аль-Арабия, Аль-Джазира.
Кроме того, информация на разных носителях распространяется через собственную хорошо развитую сеть, благодаря укреплению связей между террористическими организациями по всему миру.
Изменилась и интеллектуальная атмосфера в эпоху постмодерна. В первую очередь появилось желание и решимость дать слово различного рода меньшинствам. Логика в данном случае заключается в следующем: возможно, бедствий 11 сентября и других террористических актов можно было бы избежать, если бы у террористов была возможность озвучить свою точку зрения, свое credo для широкой общественности. Воспринимая коммуникационный акт как процесс постоянного прерывания собеседниками друг друга, а не гармоничного обмена информацией, такие ученые, как Деррида, Левинас, Лиотар настаивают на важности коммуникации с теми, кто от нас отличается, а не с теми, кто на нас похож в своих взглядах. Левинас, например, утверждает, что важен не смысл сказанного, а сам факт того, что это было сказано. Подобные утверждения разрушают привычные установки, согласно которым журналист должен внимательно следить за тем, чтобы своими действиями не способствовать распространению идей террористических организаций и чтобы не дать им платформу для пропаганды своей точки зрения.
Более того, сфера политики претерпевает существенные изменения, выводя на первый план личности, а не политические объединения. Появление в западном мире звезд в области политики ведет к тому, что эта тенденция распространяется по всему миру.
Статус звезды, как замечали еще Лазарсфельд и Мертон в своих работах, имеет этически нейтральный характер, это значит, что степень популярности «звезды» не зависит от того, известен человек как герой или как злодей. Процесс этот ускоряется за счет эффектов глобализации и взаимопроникновения различных культур (зачастую несовпадения этических норм).
Анализируя различные тактики освещения средствами массовой информации действий террористов, можно выделить несколько основных способов.
Первый, самый простой и бесхитростный - показывать «таинственным образом оказавшиеся в редакции» кассеты с записями политических заявлений террористов. Важность темы терроризма настолько высока, что редакторы часто смотрят сквозь пальцы на то, что данные сведения не соответствуют элементарным требованиям для информационных материалов (неизвестно, когда, где, кем был снят материал, жив ли человек, который делает заявление на пленке). Таким образом, редактор снимает с себя значительную часть ответственности за качество информации и перекладывает ее на террористов. Кроме того по существу публикация данных материалов является бесплатной рекламой для этих самых террористов (услуга, которую своим национальным политикам журналисты никогда не окажут).
«Домашние видео» террористов могут быть представлены в двух видах: 1. Съемки террориста, живого и здорового (нацеленные на военных, которые осуществляют операцию по его поимке) и 2. Публичные заявления (для сторонников или врагов).
Кроме «таинственно появившихся в редакции кассет» журналисты используют формат псевдоинтервью. В этом случае ответственность перекладывается не на самих террористов, а на их доверенное лицо (именно он и берет интервью). Такой прием применяет CNN, когда использует материалы, подготовленные Аль-Джазирой.
Но иногда журналисты сами предпринимают вылазки на вражескую территорию в попытке установить прямой контакт с первыми лицами террористической организации. В этом случае сделки с профессиональной совестью будут иметь несколько иной характер.
Во-первых, в своем предприятии журналисту придется полностью полагаться на своих проводников из тех самых террористов: он должен будет выполнять все их правила, следовать всем их указаниям. Материалом становится именно то, как журналист выстраивает отношения с террористами, как он с ними общается. В итоге журналист становится звездой собственного репортажа. Но к этой славе приобщаются и те, кто был его проводниками «за линию фронта». Психологический эффект от этого в том, что зритель перестает видеть в террористе врага и начинает воспринимать его как человека и совсем необязательно злого и ненавидящего всех и вся. В таких условиях, даже если журналист поставит перед собой задачу быть объективным, ему это не удастся: постоянное ощущение близости смерти, положение «полузаложника», полная зависимость от воли хозяев заставят его чувствовать себя им благодарным в случае благополучного возвращения домой.
Следующим способом освещения деятельности террористов можно назвать публикацию биографических справок, интервью с родственниками террористов, их друзьями детства, врагами, учителями, «коллегами». Такие сведения обычно перемежаются дополнительной информацией: анализом психологов, социологов, политологов, криминалистов, которые объясняют, как человек постепенно трансформируется в террориста, как на него можно повлиять, «наставить на путь истинный». Обычным побочным эффектом от такого подхода к освещению деятельности террористов становится разрыв связи между данным конкретным человеком и его преступными действиями для зрителя и читателя, что способствует идеализации образа террориста и снижению негативного отношения к, по сути своей, убийце и преступнику.
В книге «Современность и Холокост» Зигмунд Бауман попытался объяснить, как образованные, психически здоровые люди могли казнить сотни, тысячи людей и не испытывать при этом мук совести:
«Они проводили мысленную границу между самим актом казни (который благодаря достижениям цивилизации удалось автоматизировать и поставить на поток) - ими он воспринимался как обычная бюрократическая процедура - и непосредственно самим убийством. Эта отстраненность отменяла моральные обязательства и делала жертв абстрактными «единицами» в отчетах, стирая человеческие черты и индивидуальность». Новые способы, которые придумали журналисты, чтобы, сохраняя видимость объективности и профессионализма, выиграть конкурентную борьбу в условиях насыщенного медиа-рынка, по механизму действия совпадают с тем механизмом, что придумали для себя чиновники лагерей смерти в нацистской Германии.
Раскрывая мотивы деятельности террориста, описывая его детство, юность, интервьюируя его друзей, родственников, объясняя, что толкнуло человека на путь терроризма, журналист предлагает читателю, зрителю посмотреть на героя своего материала как на человека. Описание преступлений данного террориста и описание его же как человека разнесены друг от друга по времени. Одновременно с этим жертвы террориста предстают как «единицы» отчета о деятельности, не более.
В то время как Бауман анализирует стратегию превращения жертв из людей в отчетные «единицы», современное телевидение делает прямо противоположное с лидерами террористов, показывая постоянно лица тех, кто повинен в массовых убийствах и зверствах, которых никак не призвать к ответу за их преступления в первую очередь из-за того, что сами СМИ усложнили эту задачу многократно.
Возвращаясь к вопросу о том, что западные СМИ, которые с энтузиазмом (иногда даже осуждаемым за чрезмерность) поддерживают правительство и военных во время контртеррористичеких операций, нужно заметить, что в то же время они подрывают усилия правительства, превращая террористов в героев.
Связано это со следующими особенностями работы журналиста во время военных действий.
Во-первых, журналист, который участвует в военных действиях, не может избежать искушения показать зрителю, как все происходит «на самом деле». Это отодвигает на задний план такие принципы журналистской деятельности, как объективность, точность, ответственность.
Во-вторых, то, в каком темпе и насколько оперативно освещаются военные действия против террористов, зависит в первую очередь от правительства и военных. В то время как сроки встречи и интервью с известными террористами устанавливает сам журналист.
В-третьих, оставаясь один на один с террористами, журналист может отказаться от своих профессиональных принципов для того, чтобы просто выжить.
В-четвертых, любой репортаж о войне - это персональный опыт журналиста (трагический, героический, комический), а по законам построения текста каждый материал строится на героях, злодеях, жертвах. Да, террорист предстает перед читателем и зрителем как противник, как враг, но это не значит, что журналист не может показать его как человека храброго, самоотверженного, дерзкого.
И благодаря тому, что проблема терроризма не может быть решена в ближайшей перспективе, истории «с той стороны» будут популярны и востребованы широкой общественностью еще достаточно долгое время.
Комментарий
Новое сообщение