Новые типы конфликтов, к которым пришло человечество к концу XX века, привели к необходимости выработки новых коммуникативных технологий, связанных с ними. Смена ядерной угрозы, как парадигмы прошлого подхода, на столкновения малой интенсивности, как парадигму современного подхода, привела к ряду серьезных последствий.
Так, П. Янг и П. Йессер считают, что сегодняшний гражданин уже не столь патриотично настроен по отношению к современному военному конфликту, который, к тому же, разворачивается в отдаленной от данной страны местности. (Young P., Jesser P. The media and the military. - Houndmills, 1997. - P. 272). To есть, теперь, чтобы вернуть его к тому уровню патриотизма, который был характерен для прошлого, требуется применение дополнительных коммуникативных усилий со стороны правительственных институций. Военные, с другой стороны, приняв во внимание эти изменения, постарались минимизировать роль масс-медиа в период военного конфликта путем изоляции общественного мнения с помощью контроля над журналистами и журналистской информацией.
При этом в период войны в Персидском заливе даже оказалось, что граждане отнюдь не столь демократичны, как представляется. Данные опросов в США показали, что 78% поддерживают ограничения на масс-медиа, примененные Пентагоном, а 59% выступают за еще больший контроль (данные опроса приведены в Taylor P.M. War and the media. Propaganda and persuasion in the Gulf war. -Manchester etc., 1992 - P. 148). Возможно, это связано с большим доверием к армии, чем к другим институтам общества, что характерно и для опросов в странах СНГ.
Для американского общества того периода эти данные были таковы: армии доверяли 85% опрошенных, в то время как газетам только 29%, телевидению - 33%.
Джон Фиске и Джон Хартли подчеркивали, что в символическом мире, создаваемом телевидением, военные характеризуются в трех аспектах: а) как наши парни, б) как профессионалы, в) как обладатели высоких технологий (Fiske J., Hartley J. Reading television. London etc., 1978).
Война в Персидском заливе показала преимущественный акцент на высоких технологиях. Роль человека сознательно умалчивалась -существовали опасения, что первые данные о погибших и раненых изменят настроения не в пользу военных. Серьезная опасность в этом была, поскольку результаты опросов показали расхождение между Британией и США по этому вопросу из-за отсутствия у британских граждан опыта вьетнамской войны. Саддам Хуссейн в июле 1990 г. также говорил, что американское общественное мнение не вынесет сообщений о больших потерях.
Символическая модель конфликта строилась на акценте на высоких технологиях, в реальности же в военных действиях использовалось обычное вооружение. Кроме того, оказалось, что из 88 500 тонн сброшенных на Ирак и Кувейт бомб, 70% не попали в цели. Оружие высокой точности составляло в этом объеме лишь 6 520 тонн. Но, как отмечает британский исследователь Ф. Тейлор: "Военная пропаганда оставляла впечатление, что эти соотношения цифр были противоположными. И хотя это не было войной, в которой бомбардировки использовались, чтобы подорвать дух гражданского населения, это все же было войной, где бомбардировки играли важную роль в подрыве боевого духа иракских солдат" (Taylor P.M. War and the media.-P. 220). При этом даже 20% "умных" ракет не попали в цель.
Точно так же относительно войны в Персидском заливе неизвестны реальные цифры потерь, поскольку именно эти цифры достаточно болезненны для общественного мнения. Неясным остается и количество иракских военных вообще. Некоторые журналисты скептически отнеслись к цифрам американского символического мира, посчитав, что их вообще могло оказаться только десять тысяч человек (см. данные MacArthur J.R. Second front. Censorship and propaganda in the Gulf War. -Berkeley etc., 1992). To есть, мир символический строится по своим канонам, отличным от мира реального. Понятно в этом случае, что враг должен быть представлен не просто "демоном", а "демоном" великим. Победа над большим врагом более значима, чем победа над врагом малым.
Война в Персидском заливе показала эксплуатацию еще одной символической составляющей - активной отсылки на прошлый символический опыт. Саддам Хуссейн представлялся арабоговорящим Гитлером, что тянуло за собой весь блок символизации второй мировой войны, уже давно прочно вошедшей в коллективную память человечества. Новым мотивом стала и отсылка на "крестовые походы", ориентация на восприятие солдат "крестоносцами", защищающими христианство. Противник представал носителем всех возможных зол, вызывающим ужас. Кстати, по прошествии войны часто трудно понять, как могли подобные "демонизации" оцениваться как достоверные. К такому выводу, например, приходят американские исследователи, рассматривая антияпонскую пропаганду в США (Jowett G.S., O'Donnel V. Propaganda and persuasion. Newbury Park, 1992).
Данные из более раннего опыта также показывают, что нагнетение страха, угрозы влияет на военное и гражданское население неодинаково (Katz P.P. Communications theory and research and their application to psychological operations // Military propaganda. Psychological warfare and operations. - New York, 1982. - P. 34).
Для военной аудитории последствия подобных сообщений минимальны, поскольку военных специально тренируют именно в этой плоскости.
Применительно к гражданскому населению этот прием более эффективен, поскольку гражданское лицо не объединено в группу и не подчинено военной дисциплине. Особо действенна подобная техника там, где уже известно присутствие вражеской инфраструктуры.
Ошибкой воздействующих технологий Филипп Катц считает рассмотрение индивида в изоляции: "в большинстве случаев в американских программах психологических операций есть тенденция направлять коммуникацию на индивида как на изолированный элемент общества, а не на индивида как интегральную часть активного социального окружения.
Из-за подобной направленности многие методы сбора разведывательной информации строятся, исходя из того, что каждый член целевой аудитории изолирован и находится в стерильном окружении" (Р.25). Иными словами, к исследованию необходимо подключать групповые нормы, мнения и т.д.
Моделируя воздействие, нельзя не учитывать и тот факт, что индивид, принимающий решение, может советоваться со своим окружением. Так, многие перебежчики во время войны во Вьетнаме приняли решение перейти на сторону противника после бесед со своими друзьями или родственниками. То есть, применяемая модель коммуникации должна учитывать подобную усиливающую роль окружения. А значит, возрастает роль групповых стереотипов, которыми руководствуется массовое сознание.
Еще одной моделью воздействия может стать так называемый "перенос достоверности", активно ИСПОЛЬЗУЮЩИЙСЯ в методах нейролингвистического программирования (известно, например, что человек, отвечая "да" на первые два знакомых ему вопроса, переносит по аналогии согласие и на вопрос, застающий его врасплох). Одна из американских листовок времен войны во Вьетнаме была построена на свидетельствах солдата, попавшего в плен. Сначала он рассказывал, что был ранен в конкретном сражении и пролежал на поле боя три дня. Затем то, что его спасла и отправила в госпиталь противоположная сторона. Далее он подчеркивал, что к нему сносно относятся как к военнопленному. Здесь в качестве "оселка" достоверности служит факт сражения, не вызывающий сомнений у обеих сторон. Предполагается, что достоверность остальных двух фактов будет принята по аналогии. То есть, нужное сообщение четко привязывается к уже известному факту, который можно проверить. Вызывают доверие также свидетельства высших офицеров.
В этом контексте Филипп Катц приводит перечень вопросов, которыми следует руководствоваться при создании сообщений для психологических операций (Р. 32): Привлекает ли сообщение внимание? Принимается ли оно, есть ли доверие к источнику? Понимается ли сообщение так, как этого хочет источник? С каким эффектом?
При этом эффект измеряется, исходя из целей. Если целью была просто выдача информации, то результатом будет принятие информации. Следует помнить, что достаточно часто сообщение воспринимается как "очередная пропагандистская уловка противника". Подобного рода предубеждение также должно приниматься во внимание.
Заранее разработанные схемы коммуникации позволяют активно использовать психологические операции в современных военных действиях.
Так, психологическая операция была проведена перед высадкой на Гаити. Программа этой операции включала сброс листовок и транзисторов, фиксированных на волне станции, имевшей название "Радио Демократии". Ежедневно с самолетов, летавших над данной территорией, передавались выступления президента Аристида, поддерживаемого США. Для усиления воздействия сообщалось, что в любом случае для установления порядка ожидается американский десант численностью 20 000 человек (Young P., Jesser P. The media and the military. - Houndmills, 1997. - P. 261).
Во время войны в Персидском заливе работали созданные ЦРУ радиостанции "Голос Свободного Ирака" и "Радио Свободный Ирак". Как пишут П. Янг и П. Йессер, "...они играли ведущую роль в демонизации Саддама Хуссейна и его правительства, а также активно призывали к восстанию и бунту религиозные и этнические меньшинства и передавали отдельным подразделениям призывы сдаться " (Р. 172-173).
То есть, существовало множество коммуникативных каналов не только для внешнего воздействия, но и для воздействия изнутри - от лица собственной аудитории. Цель этого - разрушение принципа основного противопоставления "мы - они" и образование связки "мы - мы", которая обладает большей воздействующей силой. Информация, исходящая от коммуникатора из своей среды, всегда убедительнее. При этом внутреннее воздействие "черной пропаганды" было достаточно хорошо просчитано.
Сообщения названных радиостанций были выстроены с точки зрения модели мира слушателя, а не пропагандиста; с аудиторией говорили с позиции "мы", а не "они", обвиняя Саддама в том, что он привел в арабский мир войска "Сатаны", и доказывая, что он заслуживает наказания за это. Радиопередачи также разрушали впечатление о единстве в иракском руководстве, сообщая о существовании заговоров против Хуссейна. Характерно, что официальная роль главного источника информации была негласно передана от "Голоса Америки" международной службе ВВС.
Эффективным приемом построения военных символизации можно назвать апелляцию к национальным героям.
Вспомним, как в материалах военной пропаганды СССР во времена Второй мировой войны сразу возникли образы героев прошлого А. Невского, М. Кутузова, А. Суворова. Эти популярные образы, во многом далекие от действительности, активно эксплуатировали необходимые на тот момент характеристики. В новой роли проявилась и церковь, как еще один фактор воздействия на массовое сознание.
Американцы во время союзнических действий тщательно отслеживали весь документальный материал, попадающий на страницы газет. Например, в газеты не попадали фотографии убитых и раненых американских солдат: "Предпочтительно печатались фотографии убитых врагов, но ни в коем случае не гражданских лиц, убитых в результате американских действий. Фотографии противника тщательно отбирались, чтобы не допустить проявления в лицах противника общечеловеческих черт, особенно это касалось японцев" (Р. 112).
Как видим, все войны эксплуатируют одни и те же болезненные точки, вопрос только в степени организации контроля над информацией. Кстати, как отмечает Ф. Тейлор, пропаганду характеризует не только то, о чем она говорит, но и то, о чем она умалчивает.
Выгодным инструментом создания символического мира является кино, не требующее точного соответствия действительности, которая может кроиться согласно потребностям момента. Большое значение кино придавали Сталин и Черчилль.
В 1939 г. в Великобритании ходили в кино каждую неделю 19 миллионов человек, а в 1945 - 30 миллионов, что составило половину населения. Хотя преобладали американские фильмы, для британского кино это было золотым веком. Американцы производили 400 художественных фильмов в год, британцы - до 80.
По американским данным (Clark T. Art and propaganda in the twentieth century. - New York, 1997. - P. 111), в США каждую неделю в кинотеатр ходило 50 миллионов человек и треть голливудских фильмов в 1943 г. было уже посвящено войне.
В Великобритании производство фильмов находилось под контролем Министерства информации, так как целлулоид был признан военным материалом и ни один фильм не мог появиться на свет без правительственного разрешения. Однако Министерство информации понимало, что фильм становится хорошей пропагандой при наличии в нем развлекательного элемента. По этой причине мы и сегодня совершенно спокойно воспринимаем советские фильмы военной поры. Элемент художественности в них достаточно высок, хотя не менее четкой является и их пропагандистская направленность. Центральными фигурами британского кино времен войны были простые рабочие люди. Как пишет Ф. Тейлор: "До войны рабочие мужчина и женщина были скорее карикатурными фигурами. Однако Народная Война требовала, чтобы к ним относились серьезно" (Р. 218). В результате на экраны вышел ряд фильмов, от постановки которых в довоенные годы отказались из-за акцента на социальных проблемах.
Министерство информации активно строило символический мир с помощью плакатов. Они акцентировали режим экономии, призывали женщин на работу, предотвращали ненужные разговоры, которые могли стать доступными для вражеских ушей.
Как в свое время наши плакаты эксплуатировали тему единства страны: "ТЫ записался добровольцем?", так британский плакат взывал: "ТВОЯ храбрость, ТВОЯ бодрость, ТВОЯ решительность принесут НАМ победу". Тут прослеживается очень четкая семиотическая схема перехода от ТЫ к МЫ. Вспомним песенное изречение советского времени на близкую тему: "Я, ты, он, она - вместе целая страна".
Один из авторов плакатов Сирил Берд считал, что создатели плакатов должны преодолеть три фильтра: нежелание читать любое сообщение; нежелание принимать, что сообщение имеет отношение к тебе; и нежелание запоминать сообщение и действовать согласно ему (по Taylor P.M. Munitions of the mind. A history of propaganda from the ancient world to the present day. Manchester etc., 1995. - P. 217).
Британская радиопропаганда провела также кампанию "V for Victory". Она началась в январе 1941 г. в вещании ВВС на Бельгию. Знак победы V стал появляться на стенах домов в Бельгии, Голландии, Франции. Германия также начала использовать этот знак для идентификации своих радиостанций. В качестве позывных звучали начальные ноты Пятой симфонии Бетховена (первые четыре ноты симфонии соответствуют в азбуке Морзе букве V). В результате этой заочной дуэли британское правительство сочло, что слишком рано пробуждать подобные чувства, и в мае 1942 г. прекратило свою кампанию.
Британия использовала для строительства символического мира как "белую" с помощью ВВС, так и "черную" пропаганду, когда следовало сохранить уровень доверия к ВВС. В этой сфере шло, например, активное распространение слухов. Англичанам удалось захватить машину Hellschreiber, которая позволяла получать новости, рассылаемые нацистским газетам и радиостанциям. Пропагандисты сравнивают по удаче получение этой машины с захватом известной шифровальной машины "Энигма" для союзнических криптографов. Подобные "черные" радиостанции могли транслировать компрометирующую информацию, тут же полученную после допросов команд немецких подлодок.
"Черная" пропаганда может строить очень гиперболизированный символический мир. Гитлер придавал особое значение подобной радикализации, видя в ней даже организующую силу. В "Майн кампф" он пишет: "В роли руководителя пропагандистского отдела партии я заботился не только о том, чтобы создать движению достаточно большой контингент сторонников, я ставил себе еще одну задачу. Придавая пропаганде самый радикальный характер, я стремился добиться того, чтобы организация со временем получила только самый доброкачественный человеческий материал. Чем более радикальной и вызывающей была моя пропаганда, тем более отталкивала она всех слабых и колеблющихся и тем более мешала таким людям проникать в ряды нашей организации и ее основного ядра" (Гитлер А. Моя борьба. - (б.г.) -С. 190). Это в определенной степени новый взгляд на радикальную пропаганду в связке с формированием организации. Немецкая пропаганда, рассчитанная на гражданское население Германии, была достаточно сильной, считалось даже, что в этом аспекте она превосходила советскую.
Читайте также
Политико-коммуникативный жанр и выступление современных политиков
Массовая коммуникация и политическое манипулирование
Интегрированные коммуникации: стратегический PR, маркетинг или что-то еще?
Комментарий
Новое сообщение